<<<<<  | оглавление |  >>>>>

Заключение

В проведенном исследовании мы постоянно руководствовались вопросом: может ли феноменологический подход, наиболее аутентичное и последовательное выражение которого содержится в работах Э.Гуссерля, обеспечить содержательную и методологическую возможность для разрешения ключевых проблем психологической науки?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы, во-первых, предприняли систематический анализ феноменологической философии науки, в ходе которого выявили ее общие принципы. Воспроизведем внутреннюю логику, объединяющую эти принципы в единую систему.

Философия, претендующая на статус «наукоучения», должна обладать научной строгостью, соразмерной строгости соответствующих наук. Более того, в качестве предельно обосновывающей науки философии следует быть радикальным научным проектом. Философский радикализм реализуется в принципе беспредпосылочности: феноменологическое исследование должно отстраниться от всего того, что не может быть «феноменологически реализовано». Следствием принципа беспредпосылочности является отказ от заимствования принципов, положений и методов каких либо дисциплин как само собой разумеющихся. Феноменологическое исследование должно подчиняться нормам собственной автономии. Принцип беспредпосылочности, как мы показали, по сути, является негативной формулировкой принципа очевидности («принципа всех принципов»), «феноменологическая реализация» — это не что иное, как приведение к очевидности. В гуссерлевской концепции очевидность понимается как критерий и опыт истины. Последняя же истолковывается как идея полного тождества (совпадение) смыслов мышления и созерцания (подразумевающей и исполняющей интенций). Позднее Гуссерль перенес акцент в трактовке очевидности с синтеза идентификации на созерцательную самоданность предмета. То, что дано полностью и в своей «самости», не нуждается в гипотезах и каузальных объяснениях, оно должно исследоваться чисто дескриптивно. Предельные очевидности, на которых возможно построить обоснование науки, суть очевидности первичного опыта. Внешний опыт, существование мира, по Гуссерлю, не имеют адекватной очевидности, такую очевидность может гарантировать только внутренний опыт. Возникает вопрос, как возможно общезначимое (научно-объективное) и вместе с тем имманентное исследование опыта сознания? Ответ основателя феноменологии состоит в том, что общезначимость можно достичь только в априорном («сущностном») исследовании субъективной сферы. Вот почему Гуссерль постоянно повторял, что феноменология возможна лишь как трансцендентальная дисциплина. Априоризм Гуссерля значительно отличается от кантовского. В своей концепции «материального Априори» основатель феноменологии попытался «примирить» рационализм и эмпиризм: Априори не только предписывает опыту всеобщие и необходимые условия, но и само обретается в особом роде опыта (идеация, созерцание сущности). С принципом априоризма тесно связано сущностное различие реального и идеального аспектов внутреннего опыта, которое Гуссерль установил в своей критике психологизма в логике. Это различие далее конкретизируется как различие связи истин, актов и предметов познания, предписываемое всякой науке. Последнее различение, в свою очередь, может быть трансформировано в различия структурных элементов интенциональности: переживаемый интенциональный объект (ноэма), акт переживания (ноэсис), предмет интенциональной направленности. То же различие реального и идеального лежит в основе гуссерлевского разделения наук на фактуальные и эйдетические, образуя вместе с принципом априоризма базис для проекта региональных онтологий.

В ходе анализа гуссерлевской философии науки мы выяснили, что феноменологическая работа Гуссерля осуществляется за счет использования двух основных методических практик, которые не тематизируются (и не проблематизируются) в его учении: проведения сущностных различий и генерализации, т.е. распространения Априори, полученных в некотором типе внутреннего опыта, на всю сферу внутреннего опыта. Заметим, что вышеозначенные генерализации, с одной стороны, прямо запрещены концовкой «принципа всех принципов», а с другой — тесно взаимосвязаны с концепцией материального Априори. Гуссерль исходит из допущения, что он достиг предельного опыта очевидности, который имеет безусловный и общезначимый характер. Если же это допущение неверно (что и было показано далее в нашей работе), подобные генерализации незаконны и должны привести к противоречиям. Заслуживает внимания еще одно обстоятельство: сам принцип очевидности, на который опирается Гуссерль, уже содержит в себе весьма сомнительную генерализацию созерцания, распространяемого за пределы чувственности, что открывает возможность «усмотрения сущностей». Нами было также показано, что релятивизация очевидности и признание презумптивного характера всякой очевидности, ставит под вопрос саму гуссерлевскую дескрипцию опыта очевидности. Наконец, гуссерлевская концепция материального Априори, несмотря на постулируемые преимущества (относительно кантианской), на деле ведет к полной девальвации понятия априоризма: Априори, установленное в том же опыте, которому оно должно приписывать сущностную необходимость, в любой момент может быть перечеркнуто этим опытом. В проекте региональных онтологий возникает парадоксальная ситуация, когда материальное Априори одного из регионов (сознания) вопреки внутреннему запрету теории должно быть материальным же Априори и для всех других регионов. Исследование позднего проекта философии науки Гуссерля еще раз продемонстрировало слабую проработанность в рассматриваемом учении феномена мира. Это обстоятельство также имеет значительные последствия для феноменологии сознания в целом.

Следует указать и на очевидные достижения гуссерлевской философии науки. Метод проведения сущностных различий стал необычайно продуктивным в феноменологии. Проведенное философом различие между идеальным и реальным аспектами мышления сокрушило попытки психологического обоснования логики и одновременно привело к опровержению классических моделей номинализма и концептуализма, что имело большое значение для обоснования формально-математических дисциплин, работающих с идеальными предметностями. Гуссерлю принадлежит также заслуга и феноменологического прояснения классической концепции истины как adaequatio rei et intellectus. Лейтмотивом гуссерлевской теории науки стало положение о нередуцируемости субъективности. Позднее творчество Гуссерля внесло существенный вклад в экспликацию смысла научной объективности и его генезиса. 

Выявленные в Первой главе принципы феноменологии легли в основу критического анализа гуссерлевского проекта феноменологической психологии. Основными источниками феноменологического подхода в психологии, определившими его парадигматический характер, мы считаем идеи Брентано и Дильтея. Концепция Брентано стала, по существу, тем исходным материалом, который Гуссерль преобразовал в феноменологию, устранив многочисленные двусмысленности и придав новый импульс исследованию интенциональности сознания. В лице Дильтея основатель феноменологии обрел влиятельного соратника в борьбе с натурализацией психического. По признанию самого Гуссерля, именно после встречи с Дильтеем он охладел к позитивизму, приверженцем которого был Брентано. Вместе с тем Гуссерль, на наш взгляд, упустил из виду некоторые важные особенности проекта описательной психологии Дильтея, призывавшего класть в основу психологического анализа целостную взаимосвязь жизни. В феноменологии Гуссерля, несмотря отвергаемый атомизм психических феноменов, первично тематизируемой всякий раз оказывается некая абстрактная «единица» потока сознания, что в конечном счете продиктовано спецификой рефлективно-интенционального анализа.

Сущность психического Гуссерль усматривает в интенциональности, которая вследствие этого становится основным предметом феноменологической психологии. Причем, уже в ЛИ определение «психического феномена» через интенциональность полагается в качестве реального. Основатель феноменологии считает, что вместо того, чтобы проверять, все ли психические феномены имеют в качестве своей сущностной характеристики интенциональность, следует лучше спросить, являются ли неинтенциональные феномены психическими. Это заявление «одним махом» снимает проблему возможных неинтенциональных психических феноменов. Однако «реальность» гуссерлевского определения зиждется на весьма проблематичной концепции материального Априори, зависимого от определенного типа опыта. Если в пределах одного и того же региона (по схеме региональных онтологий) имеется сущностно иной тип опыта, то в отношении него подобное Априори не имеет силы. Тем более, если этот опыт является фундирующим.

Анализируя феноменологический опыт и основные процедуры феноменологических методов (редукции и идеации), мы установили, что в феноменологической психологии все они осуществляются в рефлективных актах. Само вычленение поля феноменологического анализа производится Гуссерлем за счет проведения сущностного различия между естественной и феноменологической установками, которое в строгом смысле может быть определено как различие между дорефлективным и рефлективным опытом. Ведь «естественная» установка — это не только обыденная жизнь, всякая рефлексия сама по себе погружена в «наивность», поскольку в ней сохраняется основной тезис «естественной установки» — полагание бытия рефлектируемого переживания. Различие «естественной» (дорефлективной) и феноменологической (рефлективной) установок является кардинальным для феноменологического исследования и не может быть ликвидировано без того, чтобы это исследование не потеряло свой смысл. В то же время Гуссерль приписывает дорефлективному опыту дескрипции рефлективного, опираясь на допущение, что рефлексия не изменяет сущность первичного переживания. В рамках гуссерлевской феноменологии такое допущение представляется абсолютно неизбежным. Однако проблема состоит в том, что указанный постулат не может быть «феноменологически реализован» путем приведения к очевидности. Последнее предполагало бы возможность самоданности дорефлективного опыта, т.е. данности его как дорефлективного. Но данность психического в феноменологии Гуссерля всегда подразумевается как рефлективная данность. Таким образом обнаруживается неприменимость гуссерлевского Априори (неизбежно рефлективного) к дорефлективному опыту, что влечет за собой проблематизацию интенциональности в качестве сущностной характеристики психического.

Одной из ключевых проблем, выявленных в ходе рассмотрения структур интенционального анализа, стала проблема самости, которую Гуссерль попытался разрешить в своей концепции «чистого Я». Как показывает наше исследование, концепция «чистого Я» содержит в себе целый клубок противоречий, важнейшим среди которых является невозможность (вопреки исходным посылкам Гуссерля) приведения чистого Я к самоданности. Попытка обосновать очевидность трансцендентального субъекта путем ссылки на картезианскую очевидность ‘cogito, ergo sum’ не является правомерной. Столь же неправомерным оказывается постулирование латентного Я (латентное как таковое не может быть очевидным). Введение Я как пустого полюса актов противоречит дескриптивному характеру феноменологии, а расширение чистого Я до конкретной «монады» порождает проблему исполнения им функций полюса актов. Наконец, показывается принципиальная невозможность приведения чистого Я к предметной самоданности в качестве тождественного. 1) Возможность идентификации Я как субъекта акта с Я в качестве объекта акта предполагает непредметное сознание первого, что противоречит концепции интенциональности. 2) Если чистое Я мыслится как абсолютный субъект интенциональных актов, то не существует инстанции, относительно которой это Я могло бы стать предметным для себя. Такая попытка опредмечивания уничтожает элементарное условие предметного опыта — различие между субъектом и объектом. «Самоочевидность» и «самоданность» самости может быть только непредметной и непосредственной, т.е. дорефлективной. Следовательно, принцип чистого Я вступает в противоречие с принципом интенциональности. Помимо вышесказанного, введение загадочной фигуры чистого Я в саму структуру интенциональности ведет к ее квази-натурализации.

Еще одна фундаментальная проблема гуссерлевского подхода, которая закономерно следует из предыдущих, — это проблема первичного сознания (в традиционных философских терминах — проблема «самосознания»). Избегая абсурда противоположной точки зрения, Гуссерль вынужден принять положение, что все переживания сознаются (иными словами: всякое сознание является самосознанием). Отсюда возникает вопрос: как сознаются первичные (т.е. дорефлективные) переживания? Проблема заключается в том, что, если первичное сознание является интенциональным, бесконечный регресс самосознаний неизбежен, поскольку всякое интенциональное переживание — это предметное переживание. Концепция интенциональности[1] несовместима с возможностью первичного сознания, которое может быть непротиворечивым лишь как непосредственное и непредметное. Попытка Гуссерля ввести непредметное сознание в учении об имманентной временности превращает понятие интенциональности в противоречие. Таким образом доказывается, что интенциональность как предметное сознание a priori не может быть сущностью сознания или психической жизни. Одновременно подвергается окончательной дискредитации гуссерлевская концепция материального Априори.

Основным результатом нашего исследования является демонстрация ограниченности гуссерлевского подхода в плане предмета (интенциональные феномены) и метода (рефлективный опыт), что подрывает возможность феноменологического исследования первичного психического опыта. Перспектива таких исследований состоит в постижении собственного существа непредметного дорефлективного опыта, который непосредственно связан с феноменом самости. Реализация этого проекта сопряжена с необходимостью уточнений и радикализации центрального принципа феноменологии Гуссерля, а также с трансформацией гуссерлевской методологии. Существование широкого круга исследований в феноменологической психологии свидетельствует о принципиальной возможности такой работы.

В качестве одного из перспективных направлений исследования дорефлективного опыта в диссертации предложен набросок феноменологии настроения, отталкивающийся от идей фундаментальной онтологии М.Хайдеггера. Основная цель данного наброска сводилась к тому, чтобы обосновать необходимость изучения феномена настроения и указать некоторые принципы и способы такого изучения. В ходе рассмотрения было установлено существование корреляции изменения значимости мира и изменения настроения, дорефлективный и непредметный характер феномена настроения и, как следствие, фундированность в нем интенциональных переживаний. Настроение, с одной стороны, предстает как первичный опыт самости, с другой стороны, — как исходный опыт мира. Тем самым, данный феномен предшествует различию «внешнего» и «внутреннего» опытов, оппозиции субъекта и объекта. Фундаментальность феномена настроения трактуется не в смысле абсолютной первоосновы сущего (некоего «всеобщего корня»), а в смысле центра сопряженности, причем не только самости и мира, но и психического и телесного. Экспозиция сущностных черт и роли настроения свидетельствует о потребности в серьезнейшем междисциплинарном изучении этого феномена.

<<<<<  | оглавление |  >>>>>

Вы можете обсудить диссертацию на Форуме или отправить письмо автору

Copyright © 2001-2003 Иван Шкуратов
Последние изменения внесены 09 марта 2003 г.